Старший научный сотрудник ИСАА МГУ Николай Щербаков на страницах газеты «Бизнес Online»
«После распада СССР африканское направление у нас находилось в большом загоне. Во многих отношениях мы уже проиграли гонку за Африку, потому что мы перестали вообще туда летать. У нас сейчас нет ни одного прямого рейса, кроме нескольких туристических чартеров в Египет», — говорит профессор-африканист Николай Щербаков. В интервью «БИЗНЕС Online» Щербаков рассказал, почему Китай уже масштабно сотрудничает с Черным континентом, а Россия еще только строит планы, можем ли мы конкурировать с Турцией на африканских рынках, почему в нашей стране так мало африканских студентов и чего нам ждать от саммита «Россия – Африка» в Санкт-Петербурге.
— Николай Георгиевич, 27–28 июля в Санкт-Петербурге пройдет второй саммит – экономический форум «Россия – Африка». Более половины стран-участниц саммита будут представлены на высшем уровне, несмотря на давление со стороны Запада, заявил глава МИД России Сергей Лавров. Зачем собираем этот саммит? Что он нам может дать в нынешних условиях?
— Это второй саммит. Первый, как известно, прошел в Сочи в октябре 2019 года. Он был первым в истории таких комплексных отношений России (да и не только России, но и Советского Союза) со странами Африки. Ранее ничего подобного не собиралось. Это было повторение достаточно удачного опыта Китайской Народной Республики, которая проводит эти саммиты практически каждые 1,5–2 года и собирает на них очень много представителей Черного континента. Практически все страны Африки откликаются и тоже на высшем уровне. Это во многом было повторение того, что делали Соединенные Штаты Америки, которые давно не собирали, но ранее практиковали такие саммиты и вот сейчас вдогонку сочинскому сделали свой очередной.
Встреча на высшем уровне на сочинском саммите в 2019 году была удачной не только по представительству, но и потому, что к нам приехали представители государств, с которыми наша страна никогда не имела вразумительных отношений ни в торгово-экономической, ни в гуманитарной сфере. А тут они откликнулись и приехали, что, в общем, вполне понятно, потому что до пандемии еще оставалось время и никто ничего подобного не предполагал, а их везли, принимали на высшем уровне. Сочи, экзотика, большая работа посольств дали результат. Обсуждались самые разные вопросы, но в формате больших пленарных заседаний. То есть двухсторонние встречи опять-таки, когда главы государств и с нашей, и с африканской стороны общались тет-а-тет или почти тет-а-тет с участием министров. И по официальным итогам, которые озвучили в Сочи и сразу после саммита, было сказано, что заключены соглашения на какие-то немыслимые суммы в сотни миллиардов. Потом эти заявления были в какой-то степени дезавуированы официально, потому что об этом говорил заместитель министра иностранных дел Михаил Богданов, который, как известно, курирует у нас африканское направление. Тогда выяснилось, что это не соглашения, а всего лишь протоколы намерений заключить договоры. Но тем не менее было проявлено понимание с обеих сторон (если можно считать африканскую сторону одной стороной без различия стран), что надо активизировать российское присутствие в Африке, сделать его комплексным, широким, большим и так далее. В значительной степени это определялось тем, что кроме африканского направления у России вообще оставалось не так много регионов, которые были готовы без предварительных условий развивать отношения, укреплять их и так далее. То есть это была некая альтернатива так называемому коллективному Западу, и не только Западу.
Полную версию интервью читайте на странице деловой электронной газеты «Бизнес Online»